АКСЕЛЬ СВЕНССОН: «К КОНКУРСНОЙ СИСТЕМЕ ОТНОШУСЬ ОТРИЦАТЕЛЬНО» Иногда жизнь делает круг, возвращая людей туда, откуда они начали свой путь. Преподаватель Нарвской музыкальной школы по классу трубы Аксель Свенссон объездил полмира, чтобы вернуться в родную Нарву, где теперь воспитывает молодое творческое поколение.

Иногда жизнь делает круг, возвращая людей туда, откуда они начали свой путь. Преподаватель Нарвской музыкальной школы по классу трубы Аксель Свенссон объездил полмира, чтобы вернуться в родную Нарву, где теперь воспитывает молодое творческое поколение.

Сегодня он рассказывает нам о принципах работы с учениками, непростой истории своей семьи и о том, как неожиданно для себя стал… Учителем года.

— Аксель, поздравляю вас с победой в конкурсе «Учитель года». Кстати, что он собой представлял?

— В конце минувшего учебного года ученики Нарвской музыкальной школы бросали в секретный ящик бумажки с фамилиями педагогов, которых считают лучшими в тех или иных номинациях. Мне до сих пор не верится в это, но после подсчета голосов оказалось, что я завоевал сразу два титула: «Лучший друг детей» и собственно «Учитель года». Совершенно не следил за конкурсом, поэтому, когда меня вдруг все начали поздравлять, сначала не понял в чем дело, а затем решил, что это шутка.

— Я бы тоже не поверила: в НМШ столько именитых педагогов, работающих в школе по 40 и более лет…

— Вот именно! Взять пианистов – это же корифеи, и учеников у многих побольше, чем у меня. Но что греха таить – конечно, порадовался! Это значит, что я не зря стараюсь передать каждому из своих подопечных максимум того, чем владею сам. И главное – они это ценят!

— А делом доказывают?

— Конечно! Многие талантливые выпускники теперь учатся в Англии, Германии, России, играют в оркестрах. Мои нынешние питомцы становятся лауреатами республиканских и международных конкурсов, хотя лично я отношусь к конкурсной системе отрицательно!

— Почему?

— Она необъективна. Она калечит неустойчивую детскую психику. Мне больше всего обидно, что взрослые манипулируют детьми. Несправедливые оценки, национальный признак, нездоровая конкуренция меж-ду школами и педагогами – бывает, что и такое идет в ход. Не всегда, но случается! Мне жалко учеников, поэтому стараюсь выдвигать их не на конкурсы, а на фестивали. Мой опыт говорит о том, что лишь единицы созданы для конкурсов. Остальных они травмируют.

— Труба – один из самых сложных духовых инструментов. Насколько он популярен среди учеников?

— В этом году у меня большой класс – 14 учеников. Инструмент действительно непростой. Нам не легче, чем скрипачам: тем нужно извлечь весь диапазон из 4 струн, а нам – из 3 кнопок! Кроме того, трубачам требуется хорошая физическая подготовка – чтобы получился хороший звук, дуть нужно изо всех сил! Но в то же время игра на духовых сама по себе способствует излечению болезней дыхательных путей. Скажем, здесь, в Ида-Вирумаа, большой процент детей, страдающих астмой. Так вот могу сказать, что те из них, кто становился моими учениками, через несколько лет занятий просто забыли об этом недуге.

— В чем секрет? Как удалось буквально вдохнуть в них жизнь?

— Мы ставим профессиональное дыхание, без которого невозможно играть на духовых инструментах. А люди в массе своей, надо сказать, дышат неправильно, сокращая тем самым продолжительность своей жизни. В итоге учащийся-духовик получает не только художественное, но и физическое развитие – если говорить о пользе для здоровья, я бы сравнил игру на трубе, допустим, с плаванием. Она требует колоссальных затрат энергии, но и воздается за них сторицей!

— Если это так трудно, то малышей лет до 8-9, наверное, в класс трубы отдавать рано? Пусть сначала освоят блок-флейту…

— Почему? Я беру детей с 6 лет в экспериментальную группу. Специальная методика помогает, минуя блок-флейту, обучить ребенка сначала пользоваться мундштуком. И лишь потом мы переходим на сам инструмент, осваивая 5 основных дыхательных упражнений. А насчет «отдавать» — дети ведь сами выбирают именно трубу, как и я выбрал когда-то.

— Расскажите об этом. Кто были ваши учителя и как вообще началось знакомство с музыкой?

— Я родился и вырос в Нарве. Малышом ходил в парк культуры и слушал, играет как духовой оркестр – завораживало. А затем пошел в Дом пионеров на Кренгольме, повинуясь какому-то зову. Начал заниматься, а чуть позже встретил своего главного в этой жизни наставника заслуженного артиста Эстонской республики Рихарда Мёльдера. Этот трубач с мировыми именем стал мне вторым отцом. Его жена, Нонна Николаевна Воронова, преподавала у нас в 7 школе. Рихард постоянно был на гастролях, но, приезжая в Нарву, обязательно со мной – учеником музыкальной школы – занимался по системе мастер-классов. Его участие в моей судьбе как музыканта и человека поистине бесценно. Именно по его рекомендации я поступил а Тартуское музыкальное училище. И даже будучи студентом, все равно брал у Мёльдера уроки!

— Сегодня понятие «мастер-класс» зачастую подразумевает финансовые вложения…

— Тогда это все было бесплатно. И такие мастера, как Рихард, пере-давали нам все, что знали сами, без остатка. Мне вообще везло — на моем пути все музыканты и тренеры отдавали себя целиком. Вдохновленный их примером на всю жизнь, сегодня я стремлюсь сделать то же самое, воспитывая своих учеников.

— Вы упомянули тренеров. Занимались спортом?

— Да, я кандидат в мастера спорта по боксу, а еще увлекался легкой атлетикой: играл за сборную города в волейбол, баскетбол и прочие командные игры. Выезжал на соревнования и часто был призером.

— А что было после училища?

— Из тартуского училища меня призвали в армию.

— Наверное, попали в оркестр?

— Я попал в ВДВ, отслужил и затем долго был капитаном запаса. Прошел всю школу настоящего десантника – у меня 137 прыжков с парашютом! Из них 4 ночных. И все -боевые. Из больших самолетов — АН-24, ИЛ-76 — выпрыгивали валом, десятками человек. Так прослужил 3 года, а потом почти ежегодно нас призывали на сборы — от 30 до 90 дней. И даже на сборах не было «курорта» — в нас тогда воспитывали характер! До сих пор помню ощущение эйфории от прыжков и от осознания принадлежности к боевому братству. Нынешней молодежи этого очень не хватает. Вот и стараюсь создать другое братство – музыкальное, среди своих учеников.

— Армия не помешала карьере музыканта?

— Нет. После демобилизации я поступил в Псковский государственный пединститут имени Кирова. Там как раз открыли экспериментальный факультет истории, обществоведения и физкультуры. Учителей не хватало, вот и объединили три направления. Закончил его с отличием за 4 года вместо 5-ти, а затем точно так же — Саратовскую консерваторию, уже заочно, ибо уже работал замдиректора музучилища во Пскове.

— Учиться вы любили!

— И это еще не все. После консерватории поступил в Саратове в ассистентуру-стажировку (то же, что и аспирантура – ред.) и был направлен на работу старшим преподавателем в Астраханскую государственную консерваторию. Растил учеников, играл в симфоническом оркестре. Там у меня был просто фантастический класс! Но нам вскоре пришлось расстаться – меня пригласили рабо-тать в Таллин.

— Как удалось попасть обратно на родину?

— Был объявлен конкурсный набор в эстрадный оркестр эстонского телерадио под управлением Пеэтера Сауля, и я его успешно прошел – меня взяли. Работал там, а с развалом СССР перешел в оркестр сил обороны, где был первым трубачом и концертмейстером группы труб. С ним объездил полмира, исполняя сольные партии. А затем меня, оркестрового музыканта, пригласили в Кренгольмскую музыкальную школу. Отработал там год и получил приглашение в НМШ. И по сей день тружусь в обеих.

— Семья осталась в Таллинне?

— Да, поэтому приходится мотаться между двумя городами – моя жена, Ирина Свенссон, — ответственный редактор музыкального радио А4. Дочь Кристина родилась и выросла в Таллинне, а сейчас живет в Германии, где пишет докторскую диссертацию по политологии. А в Нарве осталась моя сестра с семьей – я же коренной нарвитянин: у меня дедушка, бабушка, отец отсюда.

— Получается, жена тоже музыкант. А где познакомились?

— В Астрахани. Ирина приехала с Урала – там есть Эстонские горы. Это был, наверное, знак. Я был преподавателем, а она студенткой. Сначала увидел ее в зале во время концерта, потом в аудитории. Ее нельзя было не заметить: красивая, стройная, умная! Она закончила фортепианный и теоретический отдел. Поженились в 1984-м, и вот уже ровно 30 лет, как мы вместе.

— Эстонские горы не дают знания языка, к сожалению. Как в семье с эстонским?

— Жена свободно говорит – она целенаправленно выучила в свое время. У дочери с детства эстонский был домашним наряду с русским. А я уже во время учебы в Тартуском училище свободно общался – а куда было деваться, если педагог по специальности не знал по-русски ни слова?

— А это правда, что большую часть жизни вы прожили с русскими именем и фамилией? Аксель Свенссон – что это: псевдоним или дань интеграции в европейское общество?

— Ни в коем случае. Свенссон – фамилия моего отца, чью трагическую историю мне в подробностях рассказали его родственники, живущие в Финляндии. Свенссонов раскулачили в 40 году на территории Эстонии. Дедушку расстреляли в 41-м, а папа как сын врага народа во время войны был в составе батальона, который шел без оружия — «на мясо». Попал в плен к немцам, сбежал от них и угодил к американцам. Потом американцы вернули наших пленных, и отец, как все, попал в лагерь, в Белоруссию. Там и встретил маму – она была местной жительницей, и затем, когда отца отпустили, они вместе поехали в Нарву. Женившись, папа взял мамину фамилию – Сергеев, и прожил под ней всю жизнь, что его и спасло. Я родился в 1946-м, меня назвали Анатолием. Папа меня звал сокращенно Анти, а еще poeg – сын. Да, я больше половины своей жизни был Анатолием Сергеевым, и не скрываю этого факта, наоборот – горжусь стойкостью своих родных.

— А как пришло решение вернуть фамилию предков?

— О 30-х годах прошлого века я пытался узнать как можно больше, еще когда писал дипломную работу во Пскове. Узнав же правду про репрессированных родственников, мы на семейном совете решили, что я возьму фамилию отца, деда и прадеда. И в 1988 году с благословения моей финской тети, родной сестры отца, которой сейчас 95 лет, я сменил имя и фамилию. И знаете – мне не пришлось привыкать! По-первых, я всегда знал, что я Свенссон, а во-вторых, думаю, папа был бы очень этому рад, что очень греет. Конечно, пришлось запрашивать подтверж-дение всех документов – в особенности об образовании, но это тоже решаемо. Вот сейчас, например, жду бумаги из Саратова.

— А интересно все же ваша жизнь сложилась географически: как будто сделала круг и продолжается в том месте, откуда началась!

— Я патриот города Нарвы. Любимые места — Темный сад и обе крепости: раньше ведь и ивангородская была «нашей», ходили туда свободно. Здесь — вся история. Я еще пом-ню разрушенный старый город, где мы, пацаны, лазили по развалинам. И друзья остались с тех времен — с Борей Паршиным, например, мы как учились бок о бок в музыкальной школе, так и до сих пор вместе в музыке: сейчас у нас замечательный биг-бэнд из наших учеников.

— Что бы вы, в таком случае, пожелали своим землякам со страниц нашей газеты?

— Вдогонку к вышесказанному: дорогие нарвитяне, уделяйте как можно больше внимания своим детям, отправляйте их учиться музыке! Потому что никому это еще не вредило. Через несколько лет они скажут вам спасибо. Слушайте музыку сами – особенно джаз и классику. А еще пожелаю всем счастья, здоровья, большой любви, человечности. Это, пожалуй, и есть самое главное.

Беседовала
Анна Чистоделова